Истории российского фондового рынка. Часть вторая. Деньги — это бумага

Российский фондовый рынок начинался с самых передовых технологий и не менее передовых пирамид. Расцвет торговли акциями — главным символом современного рынка — начался лишь спустя несколько лет.

Формально современная российская история ценных бумаг тоже началась еще в СССР: 19 июня 1990 года постановлением № 590 Совет министров СССР утвердил Положение об акционерных обществах и обществах с ограниченной ответственностью и Положение о ценных бумагах. Однако одного этого документа для запуска целой отрасли законодательства было явно недостаточно, так что за ним последовали еще распоряжения, а дело с мертвой точки не двигалось. Тем более что в том же 1990 году власти стали активно принимать законы союзных республик — в частности, в конце декабря появился закон «О собственности в РСФСР». Так что вопрос, чем именно руководствоваться, стоял довольно насущно. В итоге «по-советски» из советских предприятий успел акционироваться, насколько известно, только КамАЗ, да и то во второй половине 1991 года, всего за несколько месяцев до окончательного распада СССР.

В 1992 году приватизация тоже двигалась не очень бодро. Достаточно посмотреть на выходившие порой с интервалом в месяц президентские указы с почти одинаковыми названиями вроде «Об ускорении приватизации государственных и муниципальных предприятий». Создавались новые акционерные общества, такие как «МЕНАТЕП», «Нипек», АСКО, «Релком», ВКТ, и их акции попадали в свободное обращение на рынке. Однако ликвидность их была не так уж велика, они спорадически всплывали на разных биржах с относительно произвольными ценами. Так что, возможно, первыми эмитентами ценных бумагами с точными и понятными котировками в России стали пирамиды: в основном те принимали «вклады», но в 1992 году появились такие знаменитые бренды, как «Хопер-Инвест» и «Русский Дом Селенга», выпускавшие на рынок и акции.

«Уже в 1992 году стали возникать квазиакции (бумаги назывались акциями, но связанные с ними права были описаны в законе нечетко, а оборот не регулировался, и, как правило, их продавали просто «на улицу». — Прим. ред.). Законодательство было ужасно размыто, но уже вовсю работала (выпускала собственные акции. — Прим. ред.) машина Михаила Ходорковского — «МЕНАТЕП». А также всякие «Властилины» и «Хопры». Какие-то банки тоже стали выпускать акции. И правительство при участии западных советников стало работать над созданием регулятивного поля. Потому что все понимали: за «квази» придет реальная торговля», — вспоминает Алексей Мамонтов, президент Московской международной валютной ассоциации.

Праздник был недолгим

В первой половине 1990-х Россия была мировым рекордсменом по числу бирж, их насчитывалось более тысячи, по некоторым источникам, более 1 700 — поскольку тогда даже банки нередко работали без лицензий, точное количество установить невозможно. Но товарно-долларовый Клондайк первых лет стал довольно быстро себя изживать. Основной валютной площадкой, как говорилось в первой части, уже к середине 1992 года стала ММВБ — там устанавливался официальный курс. А товарные биржи либо нарабатывали каналы поставок и превращались в торговые компании, либо теряли клиентов.

«Если покупатель встречался с поставщиком на бирже, для дальнейших сделок в ней уже не было нужды. Предприятия приспосабливались к новой экономике, находили постоянных партнеров — или уходили в небытие. Так что круг контрагентов сужался с обеих сторон, и спотовая товарная торговля стала стремительно скатываться на нет, — продолжает Алексей Мамонтов. — Акции крупнейших бирж, дававшие право торговли, стали резко дешеветь — возможно, кто-то даже и вложенное в них не отбил. А раньше этого стали схлопываться открывавшиеся тысячами площадки в регионах, где обороты изначально были гораздо меньше». Например, в апреле 1994 года «Коммерсантъ» опубликовал драматическую историю специализировавшейся на торговле нефтью и нефтепродуктами «Тюменско-московской биржи «Гермеc». Там сообщалось, что из-за упавших в предыдущие два года оборотов торговли «наличными товарами» годовая прибыль биржи упала с миллионов до нескольких тысяч долларов, а средняя зарплата сотрудников — до 20 долларов.

Рынок не стоял на месте, на нем появлялись новые инструменты. В середине 1992 года началась раздача, точнее продажа, ваучеров населению. Немалую их часть граждане вложили в акции приватизировавшихся компаний, но очень большая доля выпала в свободный оборот: зачастую люди их попросту обменивали на деньги, предпочитая синицу в руке обещаниям возможных выгод. Их скупали и централизованно переправляли на ключевые биржи, и многие инвестиционные компании зарабатывали именно таким арбитражем (то есть на разнице цен в разных местах). «Через «Тройку» прошло 4% всех ваучеров России. Все знают, что в портфель-дипломат помещался миллион долларов. Такой у нас и был клиринг: в конце дня мы на метро отвозили собранное с «Профсоюзной» до «Чистых прудов», на Мясницкую, где дипломат ваучеров менялся на дипломат долларов», — рассказывает Павел Теплухин, генеральный партнер Matrix Capital.

«Оборот по товарам упал в десятки раз, но РТСБ стала ключевой площадкой по торговле ваучерами. Ваучер —– стандартный инструмент, и торговать им было удобно. Также торговали на МЦФБ. И там уже никто особенно места не продавал, поскольку ваучеры — у кого один последний в семье остался, принес продать, у кого пачка, — вспоминает Алексей Мамонтов. — Дополнительной инфраструктуры было не нужно. На товарной площадке нужен был хотя бы доступ к маклеру, оформление сделки, а тут ничего не надо. Они взяли этот куш, и года два он существовал».

1 из 6

Торговый зал ММВБ в 1992 году. Источник: Московская биржа

Время пирамид

Следующим шагом на пути к полноценному рынку ценных бумаг стали ГКО — государственные краткосрочные облигации, в некотором отношении родственные современным ОФЗ.

В мае 1992 года в Москву прибыла делегация во главе с президентом нью-йоркского подразделения Федерального резервного банка (ФРС) Джорджем Карриганом. В течение пары месяцев ЦБ РФ не только принял предложенную американскими специалистами идею ГКО, но и успел рассмотреть концепции их размещения от Московской международной фондовой биржи, Российской международной валютно-фондовой биржи, Московской центральной фондовой биржи и, разумеется, ММВБ. Поскольку ЦБ был акционером последней, ее победа могла бы показаться заранее предрешенной. Однако на деле значение имел и технический момент: ММВБ была готова проводить торги полностью в электронном виде, без бумажных носителей.

«Рыночная позиция ММВБ, благодаря наличию ЦБ в акционерах, усиливалась в начале за счет торговли валютой, потом ГКО. Они торговались только там. Под эти рынки была создана не только нормативная база, но внедрены самые передовые для того времени технологии и IT-оборудование, которые давали возможность российским финансовым институтам участвовать в электронной торговле ГКО онлайн из любой точки страны. Эти технологии, например электронный учет ценных бумаг и завершение расчетов в день сделки, опережали развитые биржевые рынки многих западных стран. В рамках ММВБ был создан электронный депозитарий ценных бумаг. И конечно, ММВБ в этих технологиях доминировала на российском биржевом рынке», — поясняет торговый представитель России в Австрии Александр Потемкин, ранее — директор Центра проведения валютных операций Валютной биржи Государственного банка СССР, заместитель председателя Банка России и генеральный директор, президент ММВБ.

Изначально предполагалось, что эмитентом будет сам Центральный банк — такое тоже практикуют в некоторых странах, но затем инициатива ушла в правительство. В начале 1993 года Верховный совет РФ принял решение о запуске программы ГКО, затем на ММВБ прошли торги в тренировочном режиме, и 18 мая — аккурат накануне Дня пионеров — рынок познакомился с новым инструментом. Однако вкус этих денег правительство распробовало не сразу, в первый год разместили лишь восемь выпусков трехмесячных и шестимесячных государственных долговых бумаг. Облигации были бескупонными, то есть сразу продавались с дисконтом (уценкой) в размере дохода на момент погашения. Суммарный объем долга по размещенным облигациям составил 228,1 млрд рублей, но покупатели заплатили за них лишь 176,3 млрд рублей, а в бюджет ушло 151,4 млрд рублей. Такие суммы были сущей мелочью, например, по сравнению внешним долгом в 74,6 млрд долларов при среднегодовом курсе более 900 рублей за единицу американской валюты.

Но уже в 1994 году эмиссия ГКО превысила 20,5 трлн рублей, в 1998 году, к моменту своего громкого завершения, рынок ГКО оценивался уже в десятки миллиардов долларов. Интересно, что основной скандал в 1998 году был связан даже не с самим техническим дефолтом, а с фактом, что власти частично вкладывали вырученные за ГКО деньги в скупку этих бумаг, что дает повод говорить о построении «пирамиды». «Коммерсантъ» со ссылкой на Генеральную прокуратуру РФ сообщал, что еще в 1993 году ЦБ заключил соглашение с офшорной компанией FIMACO, которой передавал в управление средства, использовавшиеся в том числе для скупки ГКО. «Всего, как подсчитала Генпрокуратура, — писала газета, — с 1993 по 1998 год в управлении FIMACO находилось 37,6 млрд долларов, 9,98 млрд немецких марок, 379,9 млрд японских иен, 11,98 млрд французских франков и 862,6 млн фунтов стерлингов». С одной стороны, шок инвестиционного сообщества понятен — так делать не принято. В то же время в годовом отчете ЦБ за 1993 и 1994 годы прямо сказано, что все погашения размещенных в тот год ГКО проводились исключительно за счет вырученных за них средств, то есть в полном соответствии со схемой финансовой пирамиды, доходы инвесторов выплачивались за счет принесенных другими инвесторами денег. Также, разумеется, ЦБ не скрывал, что и сам покупает ГКО.

«Первые пару лет ММВБ зарабатывала в основном на валюте. Мы в конце 1992 года начали создавать секцию госбумаг — ЦБ и Минфин стали нас ориентировать на это. В 1994 или в начале 1995 года рынок госбумаг окончательно заработал и стал ключевым», — резюмирует Алексей Мамонтов.

Справедливости ради, впрочем, стоит заметить, что не ГКО едиными тогда был жив рынок: с 1993 года началась главная часть истории великой и ужасной «МММ», до этого бывшей обычным торговым кооперативом. Объем бумаг, которые она выпустила в обращение, даже не был документирован. Часть из них была официально зарегистрирована как «акции», позже начался выпуск «билетов» различных серий и номиналов, буквально наводнивших страну. Причем они формально не являлись ценной бумагой, на них даже не указывался номинал в рублях — так руководство компании обходило ограничения по объему эмиссии. Вокруг этой компании сложилась целая инфраструктура: десятки вполне солидных фирм зарабатывали только на одной перевозке бумаг «МММ» из близлежащих городов в Москву, где котировки были выше.

На «первый-второй»

Дальше события развивались быстро. В 1994 году вышел новый российский закон «О рынке ценных бумаг», содержавший ряд ранее не определенных рыночных положений. Также в этом году была создана Профессиональная ассоциация участников фондового рынка (ПАУФОР). Вскоре она дала начало крупнейшей саморегулируемой организации финансового рынка современной России — Национальной ассоциации участников фондового рынка (НАУФОР), а также некоммерческому партнерству «Российская торговая система» (РТС). В июле 1995 года в системе РТС прошли первые торги акциями российских компаний. Поначалу даже не имевшая лицензии биржи, она была формально лишь сервисом, отображавшим в электронном виде текущие заявки — сделки считались «небиржевыми», участники торгов их заключали и оформляли по-прежнему с голоса и на бумаге. Но уже тогда благодаря РТС у российского рынка впервые появились поддающиеся четкому и оперативному расчету ликвидность и капитализация.

А 1 сентября 1995 года у рынка появился и первый индекс акций РТС (тикер RTSI), успешно отображающий динамику валютной капитализации наиболее ликвидных отечественных компаний и до сего дня. В том же году начались торги акциями российских компаний и на ММВБ. Но это не было приоритетным направлением — там доминировали валюта и госбумаги, и собственный, рублевый индекс биржа начала рассчитывать лишь в конце 1997 года. «Начальную ситуацию видно по хронологии: фондовая секция на ММВБ стала развиваться гораздо позже. С учетом инфляции 90-х валютные котировки были привлекательнее, они были лучшим индикатором и показывали, куда что движется. К тому же не стоит забывать про забюрократизированность ММВБ. Да, действительно, она запаздывала. Но это не значит, что она проигрывала эту партию — там было огромное количество банков и был механизм РЕПО, это большая сила», — говорит Владимир Миловидов, заместитель директора по науке ИМЭМО РАН, глава Федеральной службы по финансовым рынкам России в 2007—2011 годах.

О том, как развивалось соперничество двух главных бирж страны и к чему оно пришло, читайте в следующей истории.

Даниил ЖЕЛОБАНОВ для Banki.ru