На минувшей неделе правительство в очередной раз обсуждало пакет антикризисных мер, а руководители экономического блока снова делали прогнозы о том, когда же начнется выход из кризиса.
По словам министра экономического развития Эльвиры Набиуллиной получалось, что промышленный рост начнется в конце этого года — начале следующего. При этом в очередной раз говорились слова о том, что российская экономика должна выйти из кризиса обновленной, диверсифицированной, вставшей на путь модернизации.
О курсе на модернизацию многие экономические эксперты заговорили едва ли не с первых дней кризиса. Логика при этом выстраивалась такая: наша экономика — сырьевая, сильно зависит от международной конъюнктуры на нефть и на газ. Пока цены на «черное золото» были высокие, мы жили, в ус не дули, богатели, наращивали бюджет, накапливали резервы, и нам было не до диверсификации экономики.
А зачем, если и так все хорошо? Теперь кризис, все рушится, нефть подешевела, «халявные» доходы закончились. И волей-неволей придется перестраивать экономику на современный лад, поднимать реальный сектор. Иначе нестабильная нефть, способная, оказывается, не только дорожать, но и дешеветь, погубит нашу экономику и пустит нас по миру.
Логика эта кажется железной только на первый взгляд. Увы, в реальной жизни никакой диверсификации и модернизации не произошло. Наоборот, случился колоссальный промышленный спад (за первые 4 месяца года — минус 14,9 процента к соответствующему периоду 2008-го). И все наши сегодняшние надежды на выход из кризиса связаны исключительно с дорожающей нефтью. Почему?
Да потому что для перехода из сырьевой экономики в модернизационную недостаточно заклинаний членов правительства, мало даже политической воли первых лиц страны. Для этого банально нужны деньги: модернизация стоит дорого и требует нешуточных инвестиций. Ведь речь идет о массовом создании производств, конкурентоспособных на мировом уровне. А откуда взяться инвестициям в условиях кризиса?
Государство вынуждено заниматься латанием дыр: колоссальные резервы, накопленные в «тучные» годы, нынче активно тратятся на финансирование бюджетного дефицита — главным образом, на выполнение социальных обязательств перед населением. Никакого запуска масштабных промышленных проектов на государственные деньги нет и не предвидится.
Особых надежд на иностранные инвестиции тоже нет. За первый квартал из страны утекло свыше 38 млрд долларов, а до конца года этот поток может составить, по правительственным прогнозам, около 100 млрд. Правда, в этом «темном царстве» вроде бы вспыхнул свой «луч света»: в мае отток сменился притоком, который составил 2 млрд долларов. Правда, к пресловутой модернизации все это не имеет никакого отношения: просто в мае цены на нефть более-менее последовательно росли, что, естественно, вызвало интерес финансовых спекулянтов.
Может быть, решительный шаг в сторону модернизации готов сделать отечественный бизнес? Даже если и готов, то по факту он этого сделать не может. Крупный бизнес задавлен долговым бременем: на время кризиса кредиты, в том числе международные, удалось более-менее реструктуризировать, но ведь все равно по ним надо платить, и платить немалые суммы. Откуда в таких условиях брать средства на инвестиции?
Ну а малый и средний бизнес просто не имеет реальной возможности брать откуда-то средства на развитие. Статистика тут простая: кредиты в нынешних условиях приходится брать под 20—25% годовых, а маржа (прибыль) бизнеса в среднем составляет 8—10% в год. Вот и получается, что любое кредитование для бизнеса — по сути дела, высокорисковая операция. В таких условиях бизнесу банально неоткуда брать средства на инвестиции.
Предполагалось также, что кризис пройдется по российской промышленности своеобразной очистительной волной, которая окончательно похоронит нежизнеспособные предприятия, что опять-таки будет способствовать обновлению экономического пейзажа. «Болевые» точки и неконкурентоспособные производства выявились быстро — от АвтоВАЗа до Пикалево. Вот только похоронить их оказалось практически невозможно — разве только вместе с людьми, которые на этих предприятиях работают и не имеют иного источника дохода. Правительство на жестокий социальный эксперимент, связанный с массовой безработицей, не пошло.
И это тот случай, когда его вполне можно понять: люди — работники неэффективных предприятий и жители моногородов — никак не виноваты в том, что являются заложниками общеэкономической ситуации, сложившейся в стране. Однако факт остается фактом: в результате никакого обновления экономики не происходит, а ее сырьевой характер — только консервируется благодаря кризису.
Так, может быть, все-таки не стоит требовать от кризиса модернизационного чуда. Давайте сначала попытаемся из этого кризиса выйти с наименьшими потерями. А потом уже, на стадии роста (которая непременно рано или поздно придет на смену стадии спада) начнем мечтать, планировать, а главное — делать реальные шаги в направлении модернизации.
Дмитрий ДОКУЧАЕВ, редактор отдела экономики журнала «The New Times»
