Валютная утопия России

На фоне санкций против России и ослабления рубля становится актуальным переход на расчеты в национальных валютах хотя бы с ближайшими партнерами. Более того, возникли политические предпосылки для создания единой валюты Евразийского экономического союза, как то предусмотрено в договоре о ЕАЭС. Но есть ли для появления такой валюты экономические основания?

Вопрос о создании единой валюты союзных государств в рамках СНГ в той или иной мере обсуждался с 1999 года. Тогда это фактически ничем не закончилось, кроме идеи создания рублевой зоны Россия – Белоруссия, провалившейся еще на стадии ее зарождения. Хотя ЦБ РФ, по слухам, и сделал небольшую безналичную эмиссию, дабы обеспечить эту зону. Сейчас идею создания единой валюты сразу для пяти стран (Россия, Беларусь, Казахстан, Киргизия, Армения) в рамках Евразийского экономического союза, окончательно сформировавшегося только в начале этого года, можно было бы считать очередным утопическим проектом в рамках региональной экономики. Если бы не три фактора, которые свидетельствуют о возможной серьезности намерений.

Прежде всего, это риторика со стороны самих членов ЕАЭС – за последний месяц за создание единой валюты внутри союза высказались лидеры всех пяти государств. Подобного единодушия не было никогда со времен создания Содружества Независимых Государств. Осенне-зимняя девальвация рубля, подстегнувшая товарооборот России с Казахстаном в прошлом году, на деле вылилась в достаточно серьезный отток капитала из Казахстана (тенге-то остался привязанным к доллару). И наконец, напряженные отношения с европейскими странами и США, которые заставляют нервничать все союзные России государства более, чем когда-либо. Дело в том, что из всех пяти стран, входящих в ЕАЭС, самой крупной и относительно бездефицитной экономикой является Россия, внешний долг остальных в соотношении к ВВП в разы больше. Эти три причины, пожалуй, и породили столько шума вокруг совместной попытки сделать из пяти слабых валют одну сильную.

Впрочем, как уже отметили многие эксперты, сама идея валютной интеграции пяти стран, товарооборот между которыми пока показывает отрицательную динамику, отражает желание всех пяти стран согласовать свою валютную политику и снизить риски, связанные с поведением своих национальных валют. По мысли создателей возможной единой валюты для ЕАЭС, получившей черновое название «алтын», это должно способствовать положительной динамике товарооборота между всеми этими странами. И либо сделать их национальные валюты более стойкими к внешним шокам (например, к снижению цен на нефть, повышению ставки ФРС и т. д.), либо же создать единую валюту, которая была бы дешевле международных, но выигрывала бы за счет своей международной интеграции (как, например, евро). Это означает, что реальных вариантов возникновения такой валюты два: создание специальной валюты для обеспечения взаиморасчетов либо для свободного обращения, которая принималась бы во всех пяти странах и была бы достаточно стойкой, чтобы сопротивляться давлению международных валют.

Первый вариант, хорошо это, или плохо, уже реализовали во времена Советского Союза. И кончился этот опыт не слишком впечатляюще. Переводной рубль, созданный в рамках мертворожденного проекта СЭВ (Совет экономической взаимопомощи, действовавший с 1949 по 1991 год и направленный на развитие экономических отношений Советского Союза со странами соцлагеря), навсегда остался в истории и уже в середине 1980-х стал историческим сувениром под названием «нереализованные возможности». Два банка, созданные специально для развития экономических отношений с социалистическими странами (Международный инвестиционный банк и Международный банк экономического сотрудничества), до сих пор существуют и даже занимаются операционной деятельностью. Но объемы их бизнеса бесконечно далеки от целей их создания и системы управления. Скажем, МИБ за этот год пока привел в экономику России всего порядка 26 млн евро, и то за счет привлечения синдицированных кредитов. Если пять стран ЕАЭС собираются повторить этот опыт, он вряд ли будет удачным. По той простой причине, что век любой технической валюты (а за XX век таких опытов было не менее пяти) в силу слабой прозрачности и уязвимости к внутриполитическим изменениям в странах, которые ей пользуются, весьма краток.

Если же планируется сделать единую валюту для всех пяти стран, которая должна появиться уже в 2016 году и к 2020-му полностью занять место национальных валют (по примеру евро), это еще более сложная и малореальная задача. Во-первых, Россия и Казахстан – экспортно ориентированные экономики, а Киргизия, Белоруссия и Армения – транзитные. Обеспечить товаром, кроме природных ресурсов, такую валюту нечем. А факторов давления на нее будет очень много – любая страна в этом союзе мечтает о притоке капитала, а не об оттоке, потому всеми силами будет стараться поддержать тот вектор ее поведения, который ей будет максимально выгоден в тех или иных экономических условиях. Таким образом, ее обесценивание будет вопросом довольно скорого времени. Кроме того, новая валюта требует какой-то привязки ее стоимости. И если привязать ее к поведению международной валютной пары, то получится новый клон рубля, в который никто, кроме пяти стран, не будет верить. Если же привязать ее к стоимости золота, внешний курс этой валюты будет совершенно неуправляем, вплоть до небывалого подорожания по отношению к мировым валютам, что лишит все пять стран последнего преимущества – относительно недорогой рабочей силы.

Вызывает вопросы и целесообразность такой валюты. Рубль – единственная валюта, с удовольствием принимаемая во всех пяти странах. Несмотря на свою очередную девальвацию и уже год продолжающуюся суперволатильность, она очень неплохо смотрится по сравнению с валютами других четырех стран Евразийского экономического союза. До недавних пор исключением был только казахстанский тенге, который обвалился на 30% сразу же после заявления об установлении плавающего курса. Сейчас все четыре валюты ЕАЭС очень чутко реагируют на поведение рубля, и создание новой валюты этого положения вещей не изменит. Дело в том, что у этих стран фактически нет инструментов для коррекции курсов своих национальных валют, кроме валютных интервенций национальных банков или прекращения торгов (как в России в 90-х годах прошлого века). Поэтому переход на плавающий курс тенге больше похож на намеренную девальвацию национальной валюты руководством Казахстана (зависимость между ценами на нефть и курсом тенге еще более жесткая, чем в случае с рублем, и обвал тенге до недавнего момента был лишь вопросом времени).

«Плавающий курс» валюты как термин имеет смысл лишь в том случае, если валюта торгуется на нескольких площадках (как рубль, который, кстати, торгуется и в Казахстане, и в Кыргызстане, или юань). А если она торгуется только на одной площадке, как в случае со всеми четырьмя странами – членами ЕАЭС, такого рода маневр просто означает, что национальный банк дает возможность спекулянтам как-то повлиять на курсовую стоимость национальной валюты. Последнее слово, конечно же, остается за регулятором.

В России ЦБ делает валютные интервенции, когда считает нужным (то есть не всегда), в Казахстане же Национальный банк, по всей видимости, просто перестал принудительно устанавливать курс тенге.

Словом, если ЕАЭС и суждено обзавестись единой валютой, скорее всего, это будет рубль. Для российской валюты это стало бы значительным шагом вперед – ведь он будет выполнять функции международной валюты, что, на фоне сближения с Китаем, должно оказать ему некоторую поддержку. (Установление рубля в качестве валюты для транзитных Киргизии, Беларуси и Армении даст некоторое преимущество рублю перед юанем.) Любая другая валюта в качестве международной – значительно более сложный и трудозатратный проект, к которому не готовы ни Россия, ни другие четыре страны, входящие в Евразийский экономический союз, созданный по инициативе России.

Мнение автора может не совпадать с мнением редакции