​Когда думаешь, что знаешь

Простой вопрос. Можно ли — вернее, нет, не можно, а нормально ли будет (оправданно, нравственно etc.), — если ты знаешь что-то плохое о человеке, стыдное для него и в любом случае не предназначенное для «публикации», поделиться этой информацией с широким кругом его знакомых?

Если эта стыдная информация имеет значение и может затронуть невинных людей (например, что сосед прячет дома мину времен Великой Отечественной войны), то рассказать будет и оправданно, и нравственно. И никаких терзаний вроде «сдал соседа органам» по идее быть не должно. Правда, в России всегда с особой деликатностью относились к доносительству. Потому и доносчику — первый кнут, а не только бочку варенья и корзину печенья.

Опять же как быть, если потом окажется, что сосед держал дома не мину, а, например, большую банку консервированной селедки? Тут не только кнут получишь, но еще и позора не оберешься.

Это тот самый случай, когда российский менталитет вступает в явное противоречие с устоявшейся (и активно продвигаемой на государственном уровне) идеей о более общинном мировоззрением русского человека. В противовес западному индивидуализму. У нас «настучать» даже для общего блага считается однозначно плохим поступком — независимо от тяжести проступка или негодяйскости замысла «сдаваемой» стороны. Анонимку еще наша совесть выдержит (что показала история репрессий), а вот публичное обличение удавалось только особо закаленным личностям.

С банками все одновременно и проще, и сложнее. Объявить публично о том, что банк неблагополучен и скоро лишится лицензии даже при наличии сакрального знания непросто. Цена ошибки высока, а гарантию правильной интерпретации отчетности даже источники в ЦБ не могут дать, так же как и гарантировать соответствующее решение комитета банковского надзора или совета директоров. Если у вас есть материальный интерес к банку, лучше втихаря слить инсайд заинтересованным людям в расчете на ответную любезность, чем обесценивать ценную информацию ее публичным разглашением.

Согласитесь, когда вы смотрите на какой-нибудь номер в цирке, связанный с мнимым или истинным риском для выступающего, — например, канатоходец-эквилибрист, внутренне зрители чувствуют себя в шкуре атлета и концентрируются так же, как это делает выступающий. Они ему сопереживают. Поэтому тело свое и чувства невольно подчиняют той же цели — дойти, не оступиться, сохранить равновесие. Каждый зритель примеряет испытание на себе, на своих возможностях. С этой точки зрения самым спокойным в зале остается сам выступающий — ведь он и подготовлен к этой ситуации наилучшим способом. А вот зрителю даже дышать страшно — не дай бог движение воздуха сможет поколебать равновесие, которое выглядит снизу таким неустойчивым. Он и не дышит, только нервно стискивает подлокотники у кресла.

Это очень напоминает любую кризисную ситуацию в благородной среде почтенных банков. Кто-то на проволоке зашатался, а публика уже нервно комкает платочки и дышать боится. Тоже своего рода эмпатия. А названия банков если и произносят, то только шепотом и в уголке. Не поминаем всуе. Даже в самых невинных ситуациях. Чтобы никто ничего такого не подумал, не услышал, не интерпретировал и канатоходец, не дай бог, не сорвался. Потому что «превышенцы», как раньше вкладчики, ходят нервные, только и ловя ушами знакомое имя, чтобы первым оказаться у дверей.

А еще страшно лишний раз сказать имя банка потому, что банки сами нервничают. Скажешь что — а оттуда уже летит рассерженное: «Да вы что, нет-нет, это не так, не мы, никогда, что вы. Немедленно же опровержение пишите!» Это в лучшем случае. Журналисты здесь, конечно, в первых рядах группы риска. Не так скажешь, посмотришь искоса — и вот уже от тебя требуют опровергнуть и никогда больше не вспоминать. А не то — что? А не то по судам затаскают. В лучшем случае.

Но в силу всего вышесказанного мне странно иногда наблюдать некоторых блогеров или информационные ресурсы, скажем так, не слишком высокого пошиба, которые вдруг разражаются псевдоаналитической филиппикой в адрес того или иного банка, провозглашая urbi et orbi его скорую и неминуемую кончину. Здесь же проблема в том, что даже если журналисту это сообщила «оф зе рекордс» та, кто принимает решения в ЦБ, он не может быть уверен в том, что ситуация повернется именно так. А значит, заведомо пишет неправду. Не буду даже пытаться предположить, с какой целью. Даже в случае подтверждения информации речь идет скорее о счастливом совпадении с предположением, чем о знании. Довольно рискованный эксперимент, по-моему. Но регулярно повторяющийся тем не менее.

Мне сейчас интересно вот что: если бы ЦБ честно и публично рассказывал обо всех своих предписаниях поднадзорным банкам (а не только объявлял конечный результат в виде отзыва лицензии или введения временной администрации), это уменьшило бы количество проблемных банков или нет? Наверное, сначала увеличило, а потом бы, когда практика прижилась, наверное, и уменьшило. В любом случае инсинуаций было бы меньше. Но в любом случае это бы разрешило творческие терзания тех, кому не терпится по секрету всему свету поделиться инсайдом, который таковым не является.

Мнение автора может не совпадать с мнением редакции