Не идут россияне в банкроты, отказываются напрочь, упираются руками и ногами. И кредиторы их туда тоже не тащат – жалеют, наверное.
1 апреля исполнилось полгода с момента вступления в действие закона о банкротстве физических лиц. Наблюдатели и эксперты накануне 1 октября 2015 года соревновались друг с другом в мрачных прогнозах. В частности, подсчитывалось, сколько сот тысяч заявлений будет достаточно для того, чтобы парализовать работу арбитражных судов. Выходило, что гораздо меньше, чем самые скромные оценки количества потенциальных банкротов – как желающих обанкротиться лично, так и тех, на кого грозились подать в суд кредиторы. Национальное бюро кредитных историй насчитало в России 460 тыс. потенциальных банкротов-«физиков». В их картотеках столько человек на тот момент имели долг более 500 тыс. рублей и просрочку по выплатам более 90 дней. Худший прогноз давала судья Арбитражного суда Московского округа Елена Петрова, сообщившая, что после вступления закона в силу в арбитражные суды Москвы и Подмосковья может поступить до 4 млн заявлений о банкротстве физлиц. Самыми же умеренными были оценки Национальной ассоциации профессиональных коллекторских агентств. В соответствии с ними в первые полгода действия закона подать на свое банкротство могут около 200 тыс. человек.
И вот полгода прошли. За другими событиями сентябрьский-октябрьский ажиотаж забылся так же прочно, как все прочие предсказания конца света, – помнилось только, что банкротов должно было быть очень много. И где же эти гекатомбы несостоятельных, штурмующие здания арбитражей? Видимо, задерживаются по дороге. Пошел Буратино в школу, да не дошел, и золотые свои прикопал. Самым массовым за первые полгода оказался первый день, когда по всей стране было подано несколько сот заявлений, из них 108 в Арбитражном суде Москвы, – и такого ажиотажа, дополнительно подстегнутого уверениями, что скоро выстроятся километровые очереди, уже не будет.
На 1 января 2016 года по всей России было подано 12,5 тыс. заявлений. Сейчас их меньше 20. На сайте Арбитражного суда Московского округа, который должен был, по прогнозам, принять около миллиона заявлений только в I квартале, с октября по апрель зарегистрировано 1 600 дел о банкротствах юридических и физических лиц. При этом, по данным Объединенного кредитного бюро, сегодня под действие закона о банкротстве попадают уже 593 тыс. человек, что составляет 1,4% от общего числа российских заемщиков.
Кредиторы поняли, что им в судах ничего не светит – за редким исключением, когда суммы долга велики, а должник живет явно не по средствам. А самим потенциальным банкротам защита от кредиторов оказалась не так и нужна. Во-первых, дорого, а во-вторых, незачем, потому что самый страшный кредитор сейчас в сознании людей – это коллектор, от которого правоохранительные органы и так неплохо защищают. Иными словами, как обычно бывает в новейшей России, все уперлось в неверие людей и государственных институтов в сакральность института частной собственности. Все равно воспринимается это всеми как определенная игра, которая если доходит до крайностей, то проигрывающий может объявить себя «в домике», вскрыть который никакой кредитор не сможет. Это что касается безопасности и так называемой защиты от кредиторов.
А есть еще и терминология не слишком приятная. Слово «банкрот» даже после национализации и советизации всех экономических субъектов дореволюционной России отнюдь не устарело, а активно применялось. Как в основном своем значении – «несостоятельный должник; человек, разорившийся и не имеющий возможности заплатить долг», так и во втором – «тот, кто оказался несостоятельным в своей деятельности, в личной жизни» («Толковый словарь» Ожегова). Ни о какой защите от кредиторов тут ничего нет, а оказаться несостоятельным в личной и любой другой жизни хочется еще меньше, чем в основном, деловом, смысле слова.
Поэтому я бы подумал над изменением терминологии. Если назвать человека не банкротом, а, например, кредитонеспособным или экономически пораженным, может, и потянутся люди…
Хотя лучше все-таки сначала всем обществом научиться уважать частную собственность.
Мнение автора может не совпадать с мнением редакции