Банковский кризис в России: заканчивается или начинается? Каковы основные причины нынешних проблем у банков? Что ждет банковскую систему в ближайшем будущем? На эти вопросы попытались ответить участники диспут-клуба Ассоциации независимых центров экономического анализа (АНЦЭА) – старший управляющий директор – главный аналитик Сбербанка России Михаил МАТОВНИКОВ и управляющий директор по макроэкономическому анализу и прогнозированию рейтингового агентства «Эксперт РА» Антон ТАБАХ. ЕТ представляет ключевые моменты их выступлений.
Михаил Матовников:
С 2014 года уровень дефолтов в банковской системы превышает 10%, то есть в течение года с рынка уходят 10% банков. Если проследить статистику банковских дефолтов, становится очевидным, что в начале кризиса его основными жертвами стали мелкие банки. Особенность нынешнего этапа кризиса и заключается в том, что он подобрался к более или менее крупным игрокам.
Количество убытков при этом в банковской системе сокращается, а прибыль прибыльных банков растет, причем не только у крупнейших. В общем, ситуация в российском банковском секторе не выглядит как полный апокалипсис.
Если мы почитаем прессу, может сложиться впечатление, что причина российского банковского кризиса – это, в первую очередь, проблемные кредиты. Известно о проблемах «Мечела», «СУ-155», Трансаэро, «Мостовика» и других знаковых заемщиков – кажется, что экономика разрушается… На самом деле, если проанализировать структуру кредитного портфеля российских банков, доля просроченных кредитов не такая уж большая, а основные проблемы сосредоточены всего в нескольких секторах: авиатранспорт (просрочка 25%, но доля этого сектора в портфеле мала, почти вся просрочка — «Трансаэро», теперь добавится еще и ВИМ-авиа), строительство (около 20% просрочки), торговля (около 12%). Однако во многих отраслях качество кредитного портфеля заметно улучшается. Интересно, что валютная «просрочка» в прошлый кризис подскочила радикально, сейчас же совсем чуть-чуть. Рублевая просрочка подскочила существеннее. Но и там, и там, пик проблемных долгов уже пройден. Если посмотреть на достигнутый уровень просрочки, то в среднем это 7%. Когда же банк теряет 60-70% своих активов – это точно не макроэкономический риск, это что-то иное…
Другая история – ликвидность. Объем долгов банковской системы перед ЦБ начал расти еще в 2012 году, к концу 2014 года он достиг своего пика, а потом в течение 2015 – начала 2017 года долги были в основном погашены. Погашены они были во многом благодаря большой эмиссии по бюджетному каналу. Всего в 2014-20167 годах было влито в экономику порядка 8 триллионов рублей.
С конца лета резко выросли долги банков перед ЦБ из-за ситуации вокруг «Открытия», причем росли долги банков перед ЦБ, но одновременно росли и депозиты банков в ЦБ. То есть эти деньги поступают в проблемный банк, но они из «Открытия» растекаются по другим банкам благодаря клиентам, выводящим свои средства. В остальной части банковской системы формируется избыточная ликвидность, и банки, у которых эти деньги лишние, размещают их в ЦБ на депозитах.
Особенность текущего кризиса – медленное восстановление банковской системы: маржа остается низкой, а кредитные портфели вплоть до лета 2017 года снижались.
Во многом это связано с политикой высоких процентных ставок, проводимой банком России. Благодаря ей стоимость привлеченных средств (вкладов граждан и депозитов юрлиц) остается на высоком уровне, поэтому ставки по кредитам тоже остается высокими. Важно, что мы находимся сейчас в самом длинном в нашей истории периоде реальных положительных процентных ставок. Последнее снижение ставки ЦБ на пол процентных пункта никого не должно обманывать: при нынешнем уровне ставка остается на уровне 5% в реальном выражении – это много.
При высоких реальных ставках спрос на кредиты ограничен, что предопределяет острую конкуренцию банков за хороших заемщиков. Поэтому стоимость кредитов падает, ставки кредитования приближаются к ключевой ставке сверху. С другой стороны, стоимость пассивов прижимается к ключевой ставке снизу. Зарабатывать становится очень сложно.
В результате у многих банкиров есть ощущение некоторой «безнадежности». И они пускаются «во все тяжкие», начинают строить пирамиду из вкладчиков и выводить активы из банков. Поэтому когда туда приходит временная администрация, двух третей активов уже не обнаруживается.
Это не результат экономического кризиса – это преднамеренное банкротство банка. Макроэкономические тренды создают условия, но расхищение банка – это выбор собственников и менеджмента.
Банковская система, вообще говоря, всегда была слабым звеном российской экономики. У нас любые внешние шоки немедлено приводили к проблемам в первую очередь у банков, поэтому, когда что-то случалось, регулятор начинал спасать банки – во имя системной стабильности, но при этом жертвуя целями денежно-кредитной политики, макроэкономической устойчивостью.
Сейчас же наступила новая реальность. Банкиры привыкли, что ЦБ думает за нас, он должен спасать и обеспечивать ликвидностью, помогать в случае чего с льготами по нормативам. Так ЦБ и делал до середины 2015 года, но осенью 2015 – парадигма изменилась: ЦБ во главу угла поставил цели макроэкономической стабильности, прежде всего, низкую инфляцию – и предоставил банкам возможность адаптироваться к новым реалиям. Не всем это оказалось по силам.
Существуют мощные макроэкономические тенденции, которые предопределяют нынешнюю ситуацию. Я думаю, что восстановление экономики, которое объективно уже пошло, и восстановление спроса на кредиты, безусловно, будет способствовать развороту многих трендов.
Но для банков ничего не заканчивается. Снижение инфляции неизбежно приведет к устойчивому снижению маржинальности. Маржа банковской системы не восстановится до предкризисного уровня.
Многие небольшие банки в своих проблемах винят госбанки, с которыми сложно конкурировать, но в реальности все банки сражаются с одними и теми же вызовами новой макроэкономической реальности – и процесс адаптации только начинается.
Маржа банкам сейчас крайне необходима. Она нужна для восстановления достаточности капитала, для того, чтобы соответствовать растущим требованиям к банковскому капиталу в соответствии с Базелем III, которые будут расти еще ближайшие два года. В условиях, когда привлечение внешнего капитала сильно ограничено, у банков единственная возможность компенсировать это за счет собственной прибыли.
В этой ситуации все равно останутся успешные бизнес-модели, и они не сводятся к узкой группе госбанков. Частный банковский сектор не умрет, просто зарабатывать по-старому становится все сложнее, к тому же клиенты ожидают от банков качественного цифрового сервиса, а это дополнительные инвестиции.
При этом новые успешные бизнес-модели возникают прямо на наших глазах. Именно банки, сумевшие найти их, и сформируют новую элиту банковского бизнеса.
Антон Табах:
Основная проблема сейчас в том, что в списке системно значимых банков из 11 уже пять находятся под прямым контролем государства, три – входят в крупные иностранные финансовые группы, и оставшиеся три – как бы частные. Есть вероятность того, что к концу года фактически все крупнейшие банки будут либо государственными, либо с участием иностранного капитала.
Как мы пришли к этому и что вообще будет дальше с российской банковской системой?
После последнего мирового финансового кризиса, когда и по российской финансовой системе был нанесен ощутимый удар, она находилась в ослабленном состоянии. Общий тренд состоял в том, что в целом число качественных клиентов, с которыми можно было осмысленно работать, падало, доходность от операций сокращалась. Банкиры всегда жалуются на жизнь, но в последнее десятилетие стало очевидно, что появились технологические тренды, которые этому способствуют: явные преимущества для государственных и квазигосударственных банков, крупных иностранных групп при привлечении вкладов и размещении облигаций. Более того, из-за того, что начали активно работать «банки-пылесосы», приходилось конкурировать по цене.
Кроме того, ЦБ и законодатели стали ужесточать как возможности по выплатам процентов, так и по получению доходов от кредитования. Многие банки оказались, можно сказать, в клещах. Связанные кредиты и вложения в строительство, недвижимость и девелопмент – это тоже проблема, которая была характерна для многих банковских групп. Даже то, что можно было заимствовать на российском рынке – длинные деньги, – было доступно лишь крупнейшим институтам. И все это на фоне экономического кризиса и рецессии, которые уменьшали количество заемщиков, а также жесткой денежно-кредитной политики и резкого роста стоимости фондирования для большинства банков.
Если посмотреть на мелкие и средние банки, то там шли естественные процессы консолидации, появлялись также разного рода «банки-пылесосы», которые потом перекладывали выплаты на Агентство по страхованию вкладов, а сами лишались лицензии. Но главное – через связанные кредиты и «однодневки» это все уходило либо собственникам, либо аффилированным лицам этих банков, дальше деньги исчезали, проблемы уже были у временных администраций или у ликвидаторов.
Сейчас же, на мой взгляд, основной риск в том, что мы движемся к банковской системе процентов на 70 государственной. С одной стороны, возможно, будет организована конкуренция хорошего с очень хорошим, хороших госбанков и квазигосбанков с еще более хорошими. Хотя реально трудно себе такое представить. С другой стороны, нет определенности в отношении банков не только у ЦБ, но и у профильных министерств и ведомств. Ведь, напомню, значительная часть банков пребывает в государственных руках еще с 2008 года.
Что со всем этим делать? Тут есть несколько возможных вариантов, но вопрос – насколько государство должно доминировать в банковском секторе. Есть те, кто считают, что госбанки – это хорошо. Другое мнение – доминирование государства сильно вредит конкуренции. Держать ли такое количество государственных и полугосударственных банков ? Реально любая программа в сфере финансового сектора столкнется с проблемой, что привлечение иностранных стратегических акционеров маловероятно из-за санкционного режима и в целом специфики российского банковского рынка. Продажа банков на рынке? Неясно, кто покупатели – опять же можно заниматься созданием потенциальных покупателей, но это очень долгая история.
Из очевидного – однозначно нужно усиливать надзор, хотя, до конца не совсем ясно, как именно это делать: саморегулирование банковского сектора – сейчас звучит как анафема, потому банкиры уже продемонстрировали не очень большую способность себя контролировать. Сейчас это вряд ли актуально. Обсуждаются, впрочем, другие идеи. Например, разделять расчетные и кредитные банки. За расчетными – строгий контроль, а в кредитных уменьшить роль государства. Эта идея еще совсем недавно считалась еретической, сейчас она ближе к мейнстриму.
И, наконец, самый актуальный вопрос, он относится к частным банкам, которые останутся (а останутся не самые крупные) – будет ли к ним восстановлено доверие? Если банковский кризис – это оценочное суждение, то происходящая радикальная трансформация банковского сектора, причем в режиме реального времени, – с этим уже никто не спорит.
