Перед началом прошедшей в Мексике 25—26 февраля встречи министров финансов и глав центробанков «двадцатки» стало известно: Индия предлагает Китаю, Бразилии, России и Южной Африке создать межгосударственный банк развития, финансирующий проекты в этих и других развивающихся странах.
Первой откликнулась Бразилия: министр финансов Гвидо Мантега сказал, что поддерживает идею. Реакция России оказалась весьма прохладной. Министр финансов Антон Силуанов запросил дополнительную информацию, чтобы понять, как «новый институт будет вписываться в действующие институты, которые имеют ресурсную базу и работают в этом направлении». Он опасается, что «мы опять будем выдавать [развивающимся странам] ресурсы, и опять придется их списывать». Глава департамента Минфина Андрей Бокарев добавил, что речь может идти о новом институте развития, в котором страны BRICS будут играть главенствующую роль, что означает «достаточно серьезные бюджетные обязательства». Теперь лидеры «двадцатки» встретятся в конце марта в Индии, где дадут своим министрам официальное поручение просчитать проект.
Российский Минфин можно понять. Сейчас он со всех сторон осаждаем предложениями по наращиванию расходов; дело может дойти и до увеличения налогов. Бюджетная ситуация очень неустойчива и ненадежна, и на этом фоне предложения о новых расходах не вызывают никакого энтузиазма. Но предложение Индии, мне кажется, заслуживает серьезного разговора.
Роль развивающихся стран в мировой экономике растет. В то же время в МВФ и Всемирном банке главенствующую роль по-прежнему играют США и Европа, увеличение квоты развивающихся стран происходит медленно и конфликтно. Банк развития BRICS мог бы стать своего рода мировым банком — но созданным только на деньги стран BRICS, реализующим их политику и поддерживающим интересные этим странам проекты. Это гораздо более продуктивный и действенный способ мировой экономической интеграции, чем, скажем, кредитование Венесуэлы для покупки оружия, на которое у России совсем недавно нашлось $4 млрд.
У мировых институтов развития (ВБ, МВФ), региональных банков развития (ЕБРР, межамериканского — IADB, азиатского — ADB и т. д.) есть еще одна очень важная функция. Они являются не столько инструментом перераспределения денег между странами, сколько посредниками в формировании лучших практик экономического развития. Все эти институты ведут большую аналитическую работу. Ее результатом становятся разнообразные публикации, рабочие доклады и т. д., в которых постепенно вырабатываются модели «правильного» и «неправильного» проведения экономической политики.
Именно созданная при участии институтов развития обширная литература показала, как надо и как не надо бороться с инфляцией или коррупцией, как организовывать крупные инфраструктурные проекты, как проводить антициклическую политику, бороться с бедностью. Эта аналитика используется политиками и чиновниками при выработке новых решений. Сами они в свою очередь снова становится объектом анализа, и так по кругу. В результате экономическая политика должна становиться все более цивилизованной. Не приходится каждый раз изобретать велосипед — возникают все условия для того, чтобы не повторять чужих ошибок и использовать чужие достижения. Конечно, финансируют и организуют эту аналитическую работу не только институты развития, а еще центробанки, финансово-экономические ведомства и, разумеется, университеты. Но институты развития играют в этом ансамбле одну из первых скрипок.
В России организация работы по анализу и продумыванию экономической политики находится на доисторическом, почти пещерном уровне. Даже Центробанк опасается финансировать подготовку экономических докладов — дескать, они будут восприняты как позиция ЦБ, а ведь в них могут обсуждаться весьма спорные вещи. Нет своих серий докладов и у других ведомств, отсутствует процедура консультаций перед принятием решений вроде повышения/понижения социальных взносов или монетизации льгот. Про университеты разговор отдельный: они делают, что могут, но находятся в условиях значительно более сильной зависимости от исполнительной власти, чем Принстон, Гарвард, Чикаго и Йель. В итоге важнейшие решения принимаются экспромтом, а потом пересматриваются.
В рамках Банка развития BRICS Россия могла бы наконец побороть свой страх перед организацией независимой экономической аналитики и примкнуть к стандартной общемировой практике. Особенно интересна для нас была бы работа по анализу практики финансирования крупных инфраструктурных проектов, современного дорожного и железнодорожного строительства — здесь очень многому можно было бы научиться у Китая. В Индии есть осмысленный опыт быстрого построения современного и интегрированного в мировую экономику сектора услуг.
Страны BRICS довольно близки друг к другу по уровню развития и потому сталкиваются с достаточно похожими, синонимичными проблемами. Например, борьба с коррупцией, снижение административных барьеров, дыры в инфраструктуре, устаревшая экологическая политика. Они многому бы могли друг друга научить.
Более осмысленной могла бы и стать политика в странах третьего мира. Здесь пока из всех представителей BRICS преуспел разве что Китай, выдающий странам Африки и Азии кредиты, а взамен получающий доступ к необходимым стране ресурсам. Но Китай до сих пор не продавал другим развивающимся странам своих экономических решений и практик — он еще не стал образцом для стран, ищущих способы вырваться из ловушки бедности.
Опыт России в этом плане и того скромнее. По старой советской традиции лучше всего у нас налажены отношения с диктаторскими режимами, которые сейчас один за другим падают: Ливия, Сирия, Венесуэла… Российские дипломаты до последнего пытаются защищать диктаторов, а когда их свергают, оказывается, что новая власть почему-то нелояльна России, и место наших компаний на рынке занимают корпорации из США и Европы. Эта ролевая модель была разыграна уже немалое количество раз, но пока никто ничему не научился. Поэтому участие в межгосударственном институте развития было для России важно и с этой стороны — как опыт выстраивания долгосрочных, независящих от политического режима отношений с развивающимися странами.
Наконец, у России есть масса политэкономических амбиций — резервная валюта, международный финансовый центр. Пока это все не дела, а только слова. Но деятельное участие в банке развития BRICS было бы шагом как раз в правильном направлении. Если только не пытаться навязывать этому банку кредитование дружественных режимов, коррумпированных и прогнивших.
Конечно, это небеспроблемный проект. Институты развития склонны обрастать бюрократией. Для их кредитных проектов характерны проблемы с коррупцией. Но, создавая такой межгосударственный институт с нуля, этих проблем можно попытаться избежать. Если не относиться к нему как к еще одному Внешэкономбанку.
В России идея банка развития довольно сильно девальвирована — он постепенно превращается в способ повысить для частного бизнеса привлекательность инвестпроектов, имеющих сомнительную ценность для бизнеса, но якобы нужных государству. Вроде сочинского олимпийского строительства: финансировать его только за счет бюджета очень дорого. За счет частных корпораций — невозможно: одни убытки. Но если они получают кредиты от ВЭБа, да по льготным ставкам, да с возможностью потом эти кредиты списать или конвертировать в капитал, то вроде все шито-крыто: трассы с гостиницами построены, а убытки в конечном итоге оказываются на балансе института развития, который напрямую финансируется из бюджета. К тому же институт развития не выказывает особых требований ни к технологиям строительства, ни к его экологической чистоте.
Еще один такой институт не нужен ни в коем случае — тут Минфин совершенно прав. Но если не получилось когда-то, — не значит, что не получится никогда. Будет обидно, если Банк развития BRICS создадут без России. Или если она будет играть в нем пассивно-деструктивную роль, внедряя привычные нормы отката. Надо пробовать, только при этом правильно поставить задачи.
Борис ГРОЗОВСКИЙ
