Накануне встречи президентов России и Соединенных Штатов в Таллине прошла третья конференция памяти Леннарта Мери, первого президента Эстонии после обретения ею независимости, — довольно представительный экспертный форум международного формата. Одной из основных тем конференции стали изменяющиеся отношения Запада с Россией: исследователи и политики разных стран пытались понять мотивации современной российской внешней политики и выработать рекомендации для собственных правительств на предмет адекватных ответных реакций и встречных шагов.
Конференция оказалась приурочена к 80-й годовщине Леннарта Мери (1929—2006) и открылась практически как семейное мероприятие: участники оказались как бы гостями дня рождения. Президента Мери в Эстонии считают одним из «отцов-основателей» нынешнего суверенного государства, который уже с конца 1980-х годов стал «голосом» эстонского национально-демократического движения — примерно так же, как Вацлав Гавел в Чехии и Лех Валенса в Польше.
Мероприятие такого формата открывал действующий президент Эстонии Тоомас Хендрик Ильвес, который в течение всех трех дней работы сидел в зале среди участников и задавал вопросы докладчикам. А Март Лаар, дважды в разное время возглавлявший правительство Эстонии, на второй день работы форума лично провел для всех желающих гостей двухчасовую пешеходную экскурсию по Таллину.
Характерно, что эстонская новость, которая в эти дни считалась главной в России — о смерти двоюродного брата экс-президента, Героя Советского Союза Арнольда Мери, — в самой Эстонии едва ли кого-то сильно интересовала. Во всяком случае большая часть семьи Мери и масса эстонских журналистов отмечала 80-летие со дня рождения Леннарта.
Возможно, о кончине Арнольда Мери узнали только живущие в Эстонии русские, число которых по-прежнему составляет почти треть населения: русские охотно смотрят российское телевидение, с которым местное конкурировать пока не в состоянии. Нынешнее эстонское правительство снова, как и десятилетие назад, озабочено программой интеграции русского меньшинства. Процесс этот идет, но скорее сам по себе, чем по инициативе кабинета. Непросто совместить идею Эстонии как единственного в мире дома для эстонцев с идеей многонационального государства для всех, даже если речь идет о совсем небольшой по российским меркам территории с населением меньше полутора миллионов человек.
Тем не менее на улицах Таллина часто слышится русская речь, русские служат в эстонской армии, постепенно все меньше становится число пресловутых «неграждан». А будучи гражданами Эстонии или любой другой балтийской страны из числа бывших советских республик, местные русские автоматически входят в Единую Европу. Многие из них, может, и были возмущены историей с переносом Бронзового солдата из центра Таллина на окраинное кладбище, но переместиться из Эстонии в Россию никто из них не стремится.
Между тем «потенциальная опасность» со стороны России довольно активно дискутировалась на конференции. Один из выступавших европейских дипломатов назвал российскую внешнюю политику «прагматической реимпериализацией», а недавний сотрудник госдепартамента США Дэвид Крамер даже предложил считать Россию «не столько постимперской, сколько неоимпериалистической страной», которая «пытается реанимировать доктрину Брежнева».
По мнению американских дипломатов, в России и в США очень по-разному оценивают возможности нового сотрудничества в связи с «перезагрузкой» отношений: «Можно искать компромисс по ядерным амбициям Ирана, но нельзя поощрять попытки доминирования над соседями и энергетического диктата». Россия, по их мнению, опасно переоценивает собственный потенциал: реального паритета между бывшими оппонентами в «холодной войне» давно нет. И «если в Москве многие политики и чиновники просыпаются с мыслью «Что же нам делать с Америкой?», то в Вашингтоне просыпающихся с мыслью «Что же нам делать с Россией?» практически нет».
Другой бывший сотрудник госдепа, Пол Гобл, который теперь работает в дипломатический академии Азербайджана, считает, что Россия не столько разрешает, сколько поддерживает замороженные конфликты Южного Кавказа с целью сохранить свое влияние в этом регионе.
Бывший помощник президента России Андрей Илларионов, выступая на конференции, несколько раз повторял, что согласие Запада на признание Россией Абхазии и Южной Осетии напоминает ему мюнхенский сговор 1938 года, предшествовавший германской оккупации Чехословакии. А политолог Лилия Шевцова из Московского центра Карнеги предположила, что развивающийся экономический кризис может лишь временно смягчить российскую внешнюю политику, а когда ее спросили, что Запад должен предпринимать в складывающейся ситуации, она назвала небольшой «список пожеланий». Во-первых, максимально вовлекать Россию в разнообразные программы сотрудничества, но на западной ценностной платформе. Во-вторых, сделать так, чтобы европейская программа «Восточного партнерства» (с Украиной, Белоруссией, Молдовой, Грузией, Арменией и Азербайджаном) стала реальной «историей успеха», а не имитацией деятельности. И в-третьих, продолжать содействовать развитию гражданского общества в России, которая «не может трансформироваться без мощного воздействия со стороны Запада».
Вероятно, оценивая содержание выступлений, стоит принимать во внимание площадку — Эстония является одной из восточно-европейских стран, очень травматически переживающих свое советское прошлое. Кроме того, на форуме собрались скорее эксперты, нежели политики, а российская сторона оказалась представлена фактически лишь двумя экспертами — Илларионовым и Шевцовой. Но как бы то ни было, влияние экспертного сообщества на политический истеблишмент на Западе несопоставимо выше, чем в России. Поэтому российским чиновникам и политологам-государственникам, кажется, следовало бы как минимум интересоваться тем, как страна выглядит со стороны. Не помешало бы, разумеется, представить и собственную точку зрения на происходящие процессы, вместо того, чтобы делать вид, что мемориальные форумы на окраине Евросоюза для Москвы не имеют никакого значения.
Иван СУХОВ
