Борис ФЕДОРОВ любит вспоминать, как в 1994 году он на деньги французского банка BNP Paribas создавал Объединенную финансовую группу (ОФГ). Но рассказывать об одной из крупнейших сделок на российском банковском рынке — прошлогодней сделке по продаже ОФГ немецкому Deutsche Bank ему неприятно. ФЕДОРОВ утверждает, что эта продажа проводилась без его непосредственного участия. Тем не менее жизнь борца за права миноритарных акционеров в советах директоров «Газпрома» и Сбербанка после этой сделки радикально изменилась. О своих новых проектах ФЕДОРОВ рассказал в интервью «Ведомостям».
«Я получаю только то, что нужно для жизни»
Вы уже выбрали, чем заняться после продажи ОФГ?
Я стал генеральным партнером фонда UFG Private Equity Fund 1. Генеральный партнер — это менеджер, который отвечает за все операции. Впервые я стал исполнительным лицом в негосударственной структуре. Для меня это новый этап жизни. Одно дело — когда ты основатель, бенефициар, акционер, почетный председатель (такая у меня была должность в ОФГ), это одна стезя. А сегодня я именно менеджер, я отвечаю за все.
У вас большой фонд?
Объявленный размер фонда — $250 млн. Но мы не сразу собираем всю эту сумму, а объявляем транши по мере накопления проектов. Первый транш был объявлен в декабре 2005 г. Планировали собрать $60 млн, а собрали $75 млн. Появятся новые проекты — будет следующий транш. Управляющей компанией для фонда является UFG Asset Management (UFG AM), возглавляемая моим партнером Флорианом Феннером.
Свои деньги вы вложили в этот фонд?
Фонд международный, зарегистрирован на Каймановых островах, и вкладываются в него международные инвесторы. А я не международный инвестор. Но есть компании, которые представляют мои интересы, они являются участниками фонда. Мы не бегали по миру за инвесторами. Вложились друзья и клиенты ОФГ.
Продажа ОФГ вас сильно обогатила?
Продавал не я, потому что все оформлено на юридические лица, в которых я являюсь бенефициаром. Продажа не означает, что я
Какая у вас доля была в ОФГ?
Могу только сказать, что у меня была самая большая. Сделку ОФГ c Deutsche Bank я комментировать не могу. Если вы хотите обсуждать мои деньги, то мы зря встретились.
А куда вкладываются деньги, вырученные менеджментом ОФГ от продажи банка?
В самые разные вещи. Каждый принимает решения самостоятельно. В тех структурах, где я являюсь бенефициаром, решения принимают менеджеры или попечители.
После того как ОФГ станет российским «Дойче Банком», вам придется разводиться с ОФГ?
А я никогда и не «сводился», потому что никогда не был менеджером ОФГ.
Но у вас же кабинет в офисе ОФГ?
На моем офисе написано «Приемная Б. Г. Федорова», чтобы было понятно, что это не ОФГ. И приемной Федорова в будущем здесь не будет, потому что я теперь стал менеджером фонда. Мы переедем в новый офис в середине марта. Там расположится управляющая компания UFG AM, которая не была частью сделки между ОФГ и Deutsche Bank. В «Дойче Банке» я, вполне возможно, буду консультантом.
А в UFG AM у вас есть доля?
Я вхожу в совет директоров. В UFG AM другая структура акционеров, чем в ОФГ, но там я тоже один из основных бенефициаров.
А как осуществляется переток людей из ОФГ в UFG AM?
Никакого перетока нет. Наоборот, мы считаем, что будем клиентами ОФГ. Отношения будут дружеские, потому что все друг друга знают уже давно.
Есть ли какая-то гарантия, кроме вашего честного слова, что вы не передавали в ОФГ инсайдерскую информацию, которую получали в качестве члена совета директоров «Газпрома», например?
Во-первых, всем, кто меня знает, моего слова более чем достаточно. Во-вторых, вы, видимо, не очень понимаете, что такое независимый член совета директоров «Газпрома». Ну какая у него может быть особая информация? Если
То есть вы поддерживали «китайскую стену»?
В той мере, в какой это возможно в России. Я никогда не был участником каких-то сделок, не был менеджером. Моя роль в ОФГ всегда была больше консультативная.
«Мы гораздо ниже радара государства»
Вы сказали, что собрали $75 млн в новый фонд под конкретные проекты. Что это за проекты?
Мы купили 25% в агентстве путешествий «Куда.ru» и около 47% в золоторудной компании «Сигма». Еще три проекта надеемся завершить в течение месяца-полутора.
Из какой они сферы?
Есть сферы, которые если назовешь, то легко вычислить, с кем ведешь переговоры. Не сомневаюсь, что у нас будут проекты в банковском секторе, рознице, переработке сельхозпродукции, лесопереработке. У нас нет узкой специализации. Мы рассматриваем проекты по нескольким критериям. Во-первых, компания должна иметь перспективы. Во-вторых, должен быть хороший менеджмент, вызывающий доверие. В-третьих, деньги должны идти не на выкуп акций у владельцев, а на развитие бизнеса. Поэтому мы предпочитаем покупать акции новых эмиссий.
Вы в обоих случаях выкупали новые эмиссии?
В «Сигме» это была целиком новая эмиссия, на выкуп которой мы потратили $14 млн. В «Куда.ru» частично мы выкупили акции у прежних акционеров, но в основном это тоже была новая эмиссия. Мы вложили туда около $13,5 млн. Вообще, мы рассматриваем проекты стоимостью от $5 млн до $25 млн, в отдельных случаях — до $30—50 млн. То есть речь идет о некрупных по размеру компаниях стоимостью от $10 млн до $100 млн. Я поставил один критерий: проекты не должны быть прямо связаны с государством.
В России скоро все проекты будут связаны с государством.
Мы гораздо ниже радара государства. Все эти акции неликвидны.
А срок вложений?
Сам фонд, как и все фонды такого типа в мире, рассчитан на 10 лет. Мы бы хотели выходить из проектов в течение 3—5 лет. Но этот срок зависит от конкретных условий. Выход — либо через IPO, либо через продажу стратегическому партнеру.
Конкуренты вам в спину не дышат?
У нас гигантская поляна. По моим подсчетам, в стране есть от 5000 до 10 000 компаний, которые нам потенциально интересны. С другой стороны, в фондах типа нашего есть всего около $1 млрд, которые могут достаться максимум 50 компаниям. Весь остальной рынок private equities в России — это деньги олигархов, т. е. богатых людей и крупных корпораций. Наше преимущество по сравнению с ними в том, что мы ни у кого не собираемся отнимать бизнес и действуем на равных, подписываем соглашения, регулирующие наши взаимные обязательства. Мы активно участвуем в развитии этих компаний, выделяем людей на каждый проект. В некоторых случаях будем ставить своих финансовых директоров.
У UFG AM большой бизнес?
Есть паевые фонды для людей с относительно небольшими доходами. Тем, кто располагает значительными денежными средствами, мы предлагаем личное управление портфелем. Есть международный фонд UFG Russia Select Fund, в котором $250 млн. Всего у UFG AM под управлением уже более $450 млн. Компания будет активно развиваться, потому что появляются новые продукты. С 1 января 2005 г. мы запустили долговой фонд UFG Russia Debt Fund, в который уже вложено более $50 млн, причем поровну российскими и иностранными клиентами. Наш фонд UFG Private Equity Fund 1 стал еще одним новым продуктом, который клиенты UFG AM, конечно же, не могли не заметить.
А вы им какую доходность обещаете?
Я доходность не обещаю. Естественно, что ты получаешь деньги обратно, только когда компания продается. Но если в течение 3—5 лет стоимость наших компаний не вырастет минимум в 3 раза, то я буду считать, что мы проиграли.
Нормальная доходность.
В ином случае я буду вынужден признать поражение и уйти из менеджмента.
Уйти в политику? У вас ведь были политические идеи, движение «Вперед, Россия!».
Это, видимо, была ошибка.
Заниматься бизнесом интереснее?
Я всегда был экономистом и в политику попал случайно. Политика как наркотик. Я в отличие от некоторых от этого наркотика смог избавиться, прошел реабилитацию и вернулся к тому, что у меня лучше получается. В политике меня понимает лишь 5—10% населения. И биться головой о стену, как некоторые, просто смешно.
Сейчас я принял решение возглавить новый фонд, поэтому у меня никаких планов политической деятельности нет. Если я смогу помочь десятку компаний стать другими, то я получу не только финансовое, но и моральное удовлетворение. Мне эта работа очень нравится. Я теперь как белка в колесе. Встречаешься с огромным количеством настоящих менеджеров, которые хотят разбогатеть, заинтересованы в получении прибыли, дивидендов. Они интересные люди, зачастую уже битые, ломаные, но выжившие в 1990-е гг., и значит, у них есть необходимые для бизнеса качества и им надо помогать.
«Любой олигарх вам скажет: зарабатывать можно»
Предприниматели из ЮКОСа тоже очень ломаные и очень битые. Вы, кажется, поддерживаете действия властей в отношении менеджеров ЮКОСа?
Я не поддерживал, но и не осуждал действия властей в отношении менеджеров ЮКОСа.
Ну вы говорили, что, мол, вам жалко только компанию.
Рано или поздно те люди, которые ставят себя выше государства, нарвутся. В любой стране мира. Как создавались олигархические империи, нам всем известно. Не надо нам рассказывать, что они либералы, которые стали такими белыми и пушистыми. Многие из этих структур были созданы методами, которые лично я никогда не одобрял. Я всегда протестовал, например, против залоговых аукционов. Есть люди, которые, извините меня, наворовали, а потом хотят жить мирно. Мне, конечно, не нравится, когда власть действует непредсказуемо. С этим есть проблемы. Зачастую действия нашей прокуратуры логическому объяснению поддаются с трудом. И это не придает бизнесу оптимизма.
Нет ли какой-то новой угрожающей тенденции в действиях властей по отношению к бизнесу?
Если бы я видел, что есть угрожающая тенденция, которая разрушает бизнес, я бы не стал заниматься бизнесом. Вкладывать деньги инвесторов в ситуации, когда ты чувствуешь, что завтра все рухнет, нельзя. Те примеры, которые мы сейчас видим, — это все эхо 1990-х гг. С моей точки зрения, если ты ничем таким не занимался, ничего не приватизировал, ничего чужого не брал и плюс еще политикой не занимаешься, то шансы заработать деньги хорошие. Любой олигарх, а я с ними тоже иногда сталкиваюсь, вам то же самое скажет: зарабатывать можно. Но нельзя вести себя так, как раньше, ногами открывать двери во все кабинеты, покупать всех и вся. Не все, конечно, мне лично нравится, но мне не все нравилось и в СССР, и в 1990-е гг. Пусть об этих проблемах рассказывают лидеры разных оппозиционных движений.
«Предложение, от которого нельзя было отказаться»
Почему в этом году в совет директоров «Газпрома» вас выдвинули российские инвесторы, а не иностранные?
Я четко заявил, что от иностранных акционеров «Газпрома» выдвигаться в совет директоров больше не собираюсь. Я эту часть своей жизни закончил. Более того, я вообще никуда не собирался выдвигаться. Но в последний момент было сделано предложение, от которого нельзя было отказаться. Меня выдвинул российский инвестор — компания «Лидер».
А у «Лидера» достаточно акций, чтобы вы прошли в совет?
У меня нет сомнения, что все крупные российские инвесторы будут голосовать на собрании акционеров вместе.
Вместе с «Газпромом»?
Про это я ничего не знаю. В совете число формально независимых директоров может в нормальных условиях достигать даже пяти человек. По международным меркам неважно, от кого человек выдвигался, важно, чтобы он был действительно независим.
Кто же теперь будет представлять иностранных инвесторов?
За последние годы доля традиционных иностранных инвесторов в «Газпроме» уменьшилась почти в два раза, до 10%. И для них единственная возможность получить своего представителя в совете — сесть за стол переговоров и выбрать единого кандидата.
Пять лет вы добивались либерализации рынка акций «Газпрома», а какая цель теперь?
Цель — развитие компании. В «Газпроме» еще многое надо улучшать, совершенствовать, продавать. От меня зависит немногое. Но даже если мы добьемся, чтобы соблюдалась процедура по каким-либо вопросам, то это уже хорошо. Эпоха революций временно закончилась.
У «Газпрома» нет проблем?
Эффективность «Газпрома» еще очень далека от идеала. Компания стоит сегодня $200 млрд, а вполне могла бы весить и все $500 млрд. Недооценка существенная. Но несколько лет назад задачи были совсем другие: мы пришли в компанию, где не было бюджета, прозрачности, где совет директоров практически не собирался, а государство отстранилось от управления. Сегодня другая ситуация, государство полностью все контролирует. Поэтому мы занимаемся повседневной, рутинной работой.
Как вы оцениваете стремление «Газпрома» превратиться в супергигантскую многопрофильную компанию?
Я вовсе не являюсь сторонником скупки всего и вся. Но я уважаю решение главного акционера, который считает, что это правильно. Меня, как независимого директора, больше волнует, сколько денег вкладывается в строительство газопроводов и поддержание добычи. На фоне последних холодов этот вопрос стоит жестко. На последнем заседании совета нас заверили, что с добычей нет проблем. Пиковая добыча в январе показала, что «Газпром» может добывать на уровне 620 млрд кубометров газа в год. Но тревожит, чего нам ждать в будущем. Сейчас у «Газпрома» период побед. Все идет хорошо, цены высокие, либерализацию сделали, капитализация выросла. «Газпром» — это гигантская корпорация, которая, возможно, станет со временем крупнейшей корпорацией в мире. Но я буду всегда вносить долю скептицизма в амбициозные планы и не собираюсь со всем соглашаться только потому, что
Почему совет директоров «Газпрома» ни разу не рассматривал вопрос о бенефициарах компании Rosukrenergo?
Этот вопрос задавался, были определенные ответы. Очевидно, что это не чисто российский вопрос. Моя личная позиция заключается в том, что не должно быть посредников, «Газпром» должен все делать напрямую. Никому эти скандалы не нужны.
«Пчелки летают, рыбка плещется»
А как складываются дела в Сбербанке?
Хотя с котировками акций там все прекрасно, тем не менее многие вещи делаются медленно. Я считаю, что Центробанк должен уйти из Сбербанка, потому что это нонсенс, это конфликт интересов. Центробанк одновременно является и регулятором, и надзорным органом в банковском секторе, и при этом он главный акционер Сбербанка. Главой наблюдательного совета Сбербанка является председатель Центробанка Сергей Игнатьев, и он очень плотно следит за его работой. Но у Центробанка одни интересы, а у Сбербанка — другие. Сбербанк должен деньги зарабатывать.
Кроме фонда и участия в разных советах, у вас есть еще какие-нибудь проекты?
Во-первых, сейчас у фонда две компании, через месяц будет пять, а к концу года — 10. Представляете, 10 советов директоров, и в пяти из них я буду председателем. Это уже немало. Во-вторых, у меня масса других интересных дел. Пишу и издаю книги, занимаюсь историей, сельским хозяйством. У меня овечки рожают, корова будет телиться, пчелки летают, рыбка плещется, гуси и куры размножаются.
Это чистые убытки?
Почему? Мы едим свои творог, молоко, сметану. Я хочу зарегистрироваться как фермер. Но сомневаюсь, что смогу заработать на этом деле. Это больше для души.
О КОМПАНИИ
UFG Asset Management — управляющая компания, созданная в 2002 г. Принадлежит менеджменту. По данным компании, под ее управлением на 1 января 2006 г. находилось около $450 млн, в том числе в фондах UFG Russia Select Fund ($250 млн), UFG Russia Debt Fund ($50 млн), UFG Private Equity Fund 1 ($75 млн). UFG Private Equity Fund 1 — фонд прямых инвестиций, основанный в декабре 2005 г.
БИОГРАФИЯ
Борис Григорьевич Федоров родился 13 февраля 1958 г. в Москве. В 1980 г. окончил Московский финансовый институт по специальности «международные экономические отношения». С 1980 по 1987 г. работал экономистом, затем — старшим экономистом в Главном валютно-экономическом управлении Госбанка СССР. В 1987—1989 гг. — старший научный сотрудник Института мировой экономики и международных отношений. В 1989 г. стал консультантом по экономическим реформам в ЦК КПСС. С 1990 г. — министр финансов РСФСР. В 1991—1992 гг. возглавлял отдел по проектам в России и СНГ в ЕБРР, затем стал исполнительным директором от России во Всемирном банке. С декабря 1992 г. — зампредседателя правительства России, с марта 1993 г. — одновременно министр финансов. В 1994 г. ушел из правительства, создал Объединенную финансовую группу. В 1995—1998 гг. — депутат Госдумы. С мая по сентябрь 1998 г. — руководитель Госналогслужбы. В 1999 г. вновь стал депутатом Госдумы. С 2000 г. ежегодно избирается в советы директоров «Газпрома» и Сбербанка. C декабря 2005 г. — генеральный партнер UFG Private Equity Fund 1.
Ирина РЕЗНИК, Олег ЧЕРНИЦКИЙ
