Вчера в Ново-Огарево прошел Экономический совет при президенте страны. Еще неделю тому назад такого органа не было. Первой темой стало обсуждение мирового кризиса и посильное участие в нем России. О том, какие варианты, чаще всего взаимоисключающие, выхода из еще не разразившегося кризиса предлагали президенту лучшие ученые и практики страны и почему Экономический совет, по мнению специального корреспондента «Ъ» Андрея Колесникова, не будет собираться часто,— в его репортаже из Ново-Огарево.
Члены совета съезжались в Ново-Огарево стремительно, как будто понимая: сегодня или никогда. Или кризис будет преодолен, или не начнется вовсе.
Здесь были все министры экономического блока правительства, которые, надо сказать, на заседании слушали, а не говорили (использовали редкую возможность: обычно же наоборот), а также много ученых-экономистов, которых раньше нельзя было с твердостью отнести к сторонникам экономического курса Владимира Путина.
Так, с краю стола, дальше всех от президента, сидел научный руководитель Высшей школы экономики Евгений Ясин. Когда к нему подошел поздороваться глава Сбербанка Герман Греф (с отливом лица, который не получишь ни в каком солярии, а только в одной из преддефолтных стран Южной Европы), встал не только Евгений Ясин, но и, например, сидевший рядом с ним пожилой академик Револьд Энтов, которому это далось так тяжело, что он зашатался, и только господин Греф успел удержать его от падения.
При этом следовало понимать, что такие люди, как Револьд Энтов, учили едва ли не всех министров, сидевших за этим столом, азам экономической науки. И судя по вчерашнему заседанию, могут научить еще многому.
Зачем, возникает вопрос, президенту нужен Экономический совет? Многие эксперты стали проводить параллели насчет президентской комиссии по ТЭКу, которая уже составила конкуренцию аналогичному блоку в правительстве.
Но члены экспертного совета, с которыми я разговаривал перед началом заседания, оказались категорически не согласны с такой версией.
— Я сейчас поднялся в зал на второй этаж, где будет заседание,— сказал мне один из участников,— и был поражен: там как будто собралась межвузовская комиссия по защите диссертаций! Такие люди! Но это же не практики, как владельцы нефтяных компаний в комиссии по ТЭКу. Возможно, президент и в самом деле хочет с помощью всех этих людей понять, как готовиться ко второй волне кризиса (справедливости ради стоит сказать, что среди членов Экономического совета немало и практиков, то есть, например, банкиров.— А. К.).
Во время первой волны и в самом деле все решения принимались в основном по ночам в Белом доме, причем людьми, которых до сих пор не все участники рынка знают в лицо (да и хорошо ли помнят сейчас сами эти люди друг друга?). Теперь Владимир Путин, видимо, решил сменить стратегию.
— Все мы,— сказал президент,— часто говорим и о дисбалансах в мировой экономике, о пузырях… О том, о сем, о пятом, о десятом… Во всяком случае, риски более или менее понятны и для мировой экономики, и для нашей. Но когда я говорю «более или менее», естественно, хотелось бы знать поточнее: более или менее.
Любительский подход к ликвидации кризиса, как это было в 2008 году, не устраивает, судя по всему, Владимира Путина: теперь он решил прибегнуть к помощи прозрачных профессионалов, на которых ляжет в случае чего не только тяжесть борьбы с новым кризисом, но и ответственность за последствия его ликвидации.
Первым слово получил Олег Вьюгин, председатель совета директоров МДМ-банка. Он в общих чертах обрисовал ситуацию в мире:
— Проблемы, которые породили мировой кризис, до сих пор не преодолены… Госдолги развитых стран растут… Управление этими долгами не является убедительным…
При этом он оговорился, что если бы управление долгами было убедительным, то все оказалось бы не так драматично.
То есть не так страшен долг, как управление им.
На фоне этих мыслей померкла одна из любимых мыслей Владимира Путина — о фантастическом госдолге, внешнем и внутреннем, развитых стран по сравнению с неприлично скромным нашим госдолгом.
— Их,— продолжил Олег Вьюгин,— спасают пока только меры финансового стимулирования. И если такая политика надолго, то последствия — в лучшем случае длительное слабое развитие этих стран. И конечно, будет постоянно маячить инфляционная угроза…
И он еще раз, не понимая, видимо, что вышибает из рук Владимира Путина его любимый козырь, повторил:
— Размер долга далеко не всегда является большой проблемой. Когда этим долгом хорошо управляют, долговая экономика способна развиваться.
При этом господин Вьюгин не сказал ничего нового, когда подчеркнул, что для России самым чувствительным местом является цена на нефть.
— Пока используются финансовые стимулы для поддержания статус-кво,— заявил Олег Вьюгин,— цена существенно меняться не будет.
То есть он хотел сказать, очевидно, что, пока опыт управления госдолгом в развитых странах оставляет желать лучшего, России не о чем беспокоиться.
Присутствующие развеселились. Здесь почти все понимали подтексты: и учителя, и их ученики вроде Германа Грефа и Аркадия Дворковича.
Приободрившись, Олег Вьюгин решил называть вещи своими именами:
— Но если США и другие страны научатся управлять долгами и возрастут темпы роста их экономик… Тоже неплохо: на нефть появится дополнительный спрос!..
— Олег, а когда,— поинтересовался президент,— мы сможем сказать, что ситуация в мировой экономике складывается так, как нам бы хотелось?
Из ответа господина Вьюгина следовало, что в этом вопросе каждому придется довериться своим собственным ощущениям.
Скорее всего, не для такого ответа Владимир Путин собирал свой Экономический совет. Ему хотелось ясности. И ее решил внести главный экономист, руководитель аналитического департамента Deutsche Bank в России Ярослав Лисоволик:
— ЕС идет по линии интеграции в единый орган банковского надзора, это облегчит получение прямой финансовой помощи банкам (в 2009 году таким единым органом в России стал премьер Владимир Путин.— А. К.), и в следующем месяце ситуация улучшится.
Евгений Ясин, оторвавшись от каких-то бумаг, посмотрел на банкира с нескрываемым интересом.
— Более того,— продолжил Ярослав Лисоволик,— для ЕС сохраняется возможность выйти из кризиса более сильным! А что такое явный признак выхода из кризиса, вы спрашивали?
— Да,— подтвердил господин Путин.
— Формирование банковского союза! — обрадованный неумолимостью своей логики, закончил Ярослав Лисоволик.
— То есть никакие вливания со стороны Европейского ЦБ не помогут? — переспросил Владимир Путин.
До сих пор он несколько раз в разнообразных аудиториях, в том числе, например, на встрече с канцлером Германии Ангелой Меркель, повторял, что осторожные вливания со стороны ЕЦБ уж точно не повредят.
Ответ русско-немецкого аналитика был недвусмысленным: нет!
Так Владимир Путин лишился еще одной своей любимой идеи.
Участники совещания с интересом обсуждали китайскую экономику: она их очень беспокоит. С одной стороны, растет, с другой — темпы замедляются, и вообще, оказывается, китайскую систему надо менять. Об этом, в частности, много говорил управляющий директор и главный экономист «Тройки Диалог» Евгений Гавриленков.
— В Китае,— разъяснил он президенту,— последние годы было переинвестирование и недопотребление.
Через несколько минут он вернулся к этой теме и заявил, что доля китайской экономики неумолимо приближается к 50% американской.
— Но это не касается финансовой системы! — предупредил он.
— Так я не понял,— переспросил Владимир Путин, пока еще, кажется, не пожалевший о том, что придумал для себя такой совещательный орган, как Экономический совет.— С одной стороны, недопотребление, а с другой — приближается к 50%… Что же будет с экономикой Китая?
Евгений Гавриленков на мгновение задумался. Но только на мгновение:
— Экономика Китая не будет сокращаться, а будет тормозиться.
Аплодисментов он не вызвал, но поощрительный смех в зале услышал.
Александр Дынкин, директор Института мировой экономики и международных отношений РАН, предрек европейской экономике неустойчивый период в три-четыре года.
Интересно, что все выступавшие так или иначе сходились в том, что такой волны кризиса, как в 2008-м, уже не будет.
Правда, Александр Дынкин предпочел оговориться:
— Если, конечно, теракт в Лондоне во время Олимпиады не случится… Не дай бог, конечно… А то очень сильно повлияет на ситуацию.
Вот еще сглазит.
Академик Дынкин предложил в экономической деятельности не лицемерить и опираться на сырье: «Это же наше реальное преимущество!»
— И уместно,— продолжил он,— подготовить заявление президента… На основании данных Росфинмониторинга, который проведет анализ агентов фондового рынка о выводе финансов за рубеж.
Зал зашумел. Члены правительства, сидевшие поближе к президенту, глядели на него, ожидая реакции.
— Пугнуть, что ли?! — переспросил президент, и все с облегчением рассмеялись.
— А что, эффективная мера…— пробормотал со своего края стола Евгений Ясин.
— А слишком не напугаем? — еще раз спросил господин Путин.
— Да пуганые уже…— отмахнулся от нелепого предположения Александр Дынкин.
— Ну да…— согласился президент.— Но вы уверены?..
— Да мы, может, и делать с ними ничего не будем! — раскрыл свой замысел господин Дынкин.— Просто такой анализ проведем…
И он обратился к опыту Китайской Народной Республики, далеко не однозначному, по его мнению, но тут уж господин Путин перебил его, пояснив, что и сам много общается с китайскими коллегами:
— Там даже первое лицо уходит, постепенно оставляя рычаги власти. В Китае нет такой разницы между подходами, как, например, между бывшим президентом Франции и нынешним… От Китая я не ожидаю негативного влияния на мировую, в том числе на российскую, экономику…
Но гораздо больше заинтересовала его мысль о том, что первое лицо должно уходить, постепенно оставляя рычаги власти.
Ректор Российской академии народного хозяйства и государственной службы при президенте РФ Владимир Мау заявил, что если бы КПСС существовала, то был бы сделан вывод о четвертом кризисе капитализма.
— Происходит не только кризис евро, но и кризис антикризисной политики!..— продолжил господин Мау, а у Евгения Ясина вновь появился повод оторвать взгляд от бумаг на столе.
— В конце концов все будет хорошо! — сориентировался господин Мау под смех аудитории.— Мировую экономику вытянут структурные сдвиги в американской экономике!
Это была новая версия.
— А вообще-то это все — кризис социального государства,— заявил Владимир Мау.
Здесь ему следовало быть особенно осторожным. Идея России как социального государства особенно дорога Владимиру Путину. Не стоило отнимать у него почти последнее.
— Кризис,— между тем беззаботно продолжил Владимир Мау,— будет особенно сильно развит там, где сильнее развито социальное государство. О Норвегии мы, конечно, не говорим.
Не очень понятно было, почему мы не говорим о Норвегии. Оказалось, мы говорим сейчас о Южной Европе.
Владимир Путин между тем запутывался в версиях и теориях. Он попробовал поговорить о пенсионной системе и высказал предположение, что в Германии накопительная пенсионная система сбоит, но некоторые участники совещания разубедили его в этом, а другие, наоборот, поддержали.
Сергей Глазьев, заместитель генсека ЕврАзЭС, с такой страстью говорил о том, что до сих пор любую экономику из кризиса вытаскивала ее милитаризация, что, кажется, именно к этому он призывает и российскую экономику.
А глава Сбербанка Герман Греф уверен, что кризис — это «рукотворное дело» и «результат плохого мониторинга тектонических сдвигов в мировой экономике».
— Мы никогда не вернемся к тому,— заявил он,— что экономика будет национальной.
— Но это значит, что и в мировом кризисе никто не виноват,— возразил кто-то.
— Все виноваты! — резюмировал он и посмотрел на Владимира Путина.
Тот кивнул.
Этот совет не будет собираться часто.
Андрей КОЛЕСНИКОВ
