Традиционная российская модель рынка труда, восходящая к 1990-м годам, перестала существовать, заявил РБК декан экономического факультета МГУ Александр Аузан.
«[Раньше] людей не увольняли при трудностях, им опускали зарплату, платили за простой, и они были, ну, извините, почти как крепостные. <...> Все, больше нет русской модели рынка труда. <...> Она разрушилась», — сказал он.
По его словам, разрушение произошло под влиянием пандемии коронавируса, когда людей перевели на удаленную занятость. Многим работникам пришлось «преодолеть косность в цифровых технологиях», а также задуматься о целесообразности возвращения обратно в офис.
«Наступил переломный момент — выход из дистанта. И здесь люди задумались: а почему я выхожу на это предприятие? Может, я вообще не буду выходить? Потому что дети, собаки, птички поют на даче. Или, например, я буду работать на два или на три предприятия и на фриланс уйду или начну заниматься какими-нибудь креативными вещами и на цифровых платформах продавать», — привел пример экономист.
Термин «российская модель рынка труда» ввел в обращение доктор экономических наук Ростислав Капелюшников. Ее особенность — сжатие рабочего времени и снижение реальной заработной платы в кризисные периоды, что позволяет поддерживать стабильно высокий уровень занятости и не допускать взрывного роста безработицы. В других развитых странах в кризис действуют иначе: компании начинают массовые сокращения, и уровень безработицы резко возрастает. Автор концепции не согласился, что российская модель рынка труда разрушилась. По его словам, популярность дистанционной занятости не противоречит тому, что модель работает.
