Андрей Мокин: «Не надо «кидать» людей!»

Он не похож на финансиста. Он не похож на финансиста в том расхожем «телевизионном» представлении, какое существует у несведущих людей, считающих порой финансистами похожих на самом деле лишь на тех, кто они есть на самом деле. Андрей Мокин тоже похож на того, кто он есть на самом деле — на интеллигента в поколении с очень приличным порядковым номером, причем скорее на гуманитария: на литератора, быть может, или музыканта; его легко представить дающим интервью с еще не остывшей скрипкой в руках или с сигнальным экземпляром очередного романа. Тем не менее Мокин — финансист в самом прямом высокопрофессиональном смысле этого слова. И даже не потому, что он является гендиректором крупной и успешной лизинговой компании «РЕСО-Лизинг» — «дочки» еще более крупной страховой компании «РЕСО-Гарантия», а, как вы понимаете, ровно наоборот — на подобном уровне непрофессионалов и случайных людей не бывает.

Мы сидели с Андреем Петровичем в его рабочем кабинете друг напротив друга за длинным столом между картой РФ и доской с оставшимися, видимо, от последнего совещания и малопонятными мне цифрами-процентами. Передо мной был блокнот, открытый с чистого листа, перед ним — неначатая пачка сигарет, зажигалка и красивая зеленого стекла свежевытряхнутая пепельница с логотипом возглавляемой компании. Я задавал вопросы, Андрей Петрович пространно отвечал, выходя порой — и к счастью для читающего — далеко за пределы и самого вопроса, и своей профессии.

— …Отец так сказал. Отец хотел, чтобы я по стопам его пошел. И я поступил в Станкин. Достаточно серьезный инженерный вуз. Сразу за Бауманкой котировался. И поступить непросто, а учиться еще сложней. Нет, по складу я как раз гуманитарий — литература, музыка… Сочинения очень любил писать. Знаки препинания, правда, ставил не по правилам, а как попало. Да-да, авторские знаки — где перевел дыхание, там запятая…

В 77-м окончил институт и пошел дальше по инженерной стезе. Уже не знаю сейчас — жалею, не жалею… Нет, не в НИИ диссертацию писать. Я пошел на производство, на большой станкостроительный завод. Через шесть лет — в министерство. В общем, на повышение. Через год пригласили работать референтом первого замминистра, тогда референты назывались помощниками. Нет, никаких связей и никаких знакомств! Меня в министерство главный инженер завода, где я работал, рекомендовал. Можно сказать, и направил, но вообще-то — послал. После того как я статью в заводскую многотиражку написал. Нет, не об успехах в соцсоревновании, как раз наоборот — о разгильдяйстве и злоупотреблениях на заводе. Убедительный, видимо, получился материал, потому что буквально на следующий день меня вызвал главный инженер и сказал: «Шел бы ты, Мокин, от нас в министерство!» И я пошел. Нет, сначала простым главным специалистом. Потом, да, потом заметили. Повысили… Но не сразу, конечно. Сначала я статью написал. Нет, в министерстве многотиражки уже не было — пришлось написать в «Социалистическую индустрию». Про главк написал, в котором тогда работал, про то, как там дело поставлено неловко… Комсомольский задор, так сказать. Я всегда о деле в первую очередь думал, понимаете? И на заводе, и в министерстве. Я видел, понимал, как лучше, и думал о деле. Да нет, о последствиях для себя я не думал… Ну и что, что поперек начальства… Начальство, кстати, тогда тоже разное бывало. Сама система, конечно, была совершенно невменяемой, но люди часто попадались очень даже вменяемые. Умнейшие люди встречались среди начальства, и специалисты настоящие… И через какое-то время после моей критической публикации в «Социндустрии» мне звонит заместитель министра и предлагает идти к нему помощником. Ничего личного, только бизнес, как сейчас говорят.

…Нет, больше не писал. Как-то ни к чему было — перестройка началась. А как же — в первых рядах! Тогда, если помните, все СП организовывали. И я стал директором московского филиала такого СП — совместно с чехословаками. «Робот» называлось. В той же станкостроительной области, разумеется. Потом все же написал. Письмо в Моссовет насчет мебели. Никакого отношения к станкостроению. Просто у меня мебели не было. Я — директор СП, оклад — угадали — 400 рублей, 41-й «Москвич» с желтыми номерами и с 6-м движком, а дома мебели нормальной нет! Ответили, между прочим, и наложили резолюцию: «Выделить!» В Медведково, если помните, был такой «Дом мебели». Там я свою стенку и получил.

…Учиться пошел. Не в Литинститут. В Академию внешней торговли. Успел на последний бесплатный выпуск. Не для диплома — для знаний. Контакты с иностранцами, да и вообще изменяющаяся экономическая ситуация требовали уже иного уровня знаний. В то время еще не все это понимали.

…Нет, мы тогда по другую сторону реки стояли, на набережной. Хотя теоретически могли и видеть друг друга. Там ведь много народу было. Безусловно, безусловно, это ведь не просто Белый дом, это же демократия, либеральная идея, это же 91-й… И тогда верил, и сейчас верю. Просто развитие, видимо, идет волнами: накат — откат, потом опять будет накат… Сейчас? Ну, сейчас, допустим, откат… Нет, страшно не было. Вернее — не думал об этом. Конечно, стрельбу слышали. Не боялся. Столько людей не расстреляли бы…

…Из последнего? Фельетон написал «Как Владимир Владимирович у Михаила Ефимовича холодильник в лизинг брал». На тему возврата, вернее — невозврата НДС. Была такая тема, слышали, наверное. И письмо написал Президенту России на ту же тему, весь коллектив компании подписал. И отослал даже. Советовался ли с руководством «РЕСО-Гарантии»? Разумеется, не советовался. Просто написал и отправил. Когда меня что-то разозлит, остатки комсомольского задора, видимо, просыпаются. Я просто болею за порученное дело и стараюсь использовать все мыслимые и немыслимые рычаги, чтобы преуспеть. И вообще считаю, что надо быть первым в том, что ты делаешь. Стремиться, по крайней мере. Точно — синдром отличника.

…После СП я пошел работать по найму начальником финансового отдела на 300 долларов в компанию, занимавшуюся импортом мебели. Нет, стенку менять не собирался. Но это была работа уже почти в гуманитарной области. В том смысле, что не в естественнонаучной. Финансы — это же не просто цифры, это гармония в цифрах! Такая же, как в словесности или в музыке… Вообще, по моим наблюдениям, лучшие финансисты получались тогда из бывших технарей и физиков. В отличие от экономистов совкового закала, мы были не зашорены и обладали сильной формальной логикой. А жизнь тогда требовала именно этого… Да. Да. Конечно. Но ведь и «в черную» деньги надо было уметь считать. Тем более — чужие. Голова-то своя. И не всякий просидевший полжизни в плановом отделе госпредприятия был способен на такую работу… Нас ведь тоже никто особо не учил, шишки набивали на том, что на Западе давно каждый школьник знает…

…С 95-го года. Тогда вышло черномырдинское постановление о лизинге. Я его прочитал, и смысл этого дела мне сразу очень понравился…
(В этом месте автор просто обязан позволить себе небольшую ремарку. Дело в том что когда Мокин употребляет слово «лизинг», в любом контексте, то у него немного меняется интонация. В лучшую сторону. Мокин говорит о лизинге как о чем-то, а может быть и о ком-то любимом, счастливая и, вероятно, неслучайная встреча с которым произошла благодаря очередному постсоветскому премьеру. И с тех пор они, к счастью, неразлучны. Не с Черномырдиным — с лизингом. Подозревающие исключительно меркантильное происхождение этого чувства почти заблуждаются.)

…потому что, во-первых — налоговая льгота, во-вторых — риски существуют, но они прозрачны, а в-третьих — лизинг — отличный способ развития экономики страны. Ну да, и заработать здесь можно. Удачный симбиоз государственного и частного интереса. В общем, с тех пор я вплотную начал заниматься лизингом. Обсудили с дружественным банком задачку, банкиры прониклись, смелые люди, я вам скажу, и дело поехало. Это же не просто отвлеченные финансовые схемы, тут производство, оборудование, самый что ни есть реальный сектор экономики!.. Кстати, представьте себе: лизинг как процесс перехода прав через выплаты, соразмерные ускоренному износу, если так можно выразиться, использовали еще в XV веке. Судовладельцы брали в лизинг якоря. Якоря тогда были очень дорогими, понимаете? Ну какой смысл его покупать?

В Альфа-Банк меня пригласили возглавить лизинговую компанию в 2001-м. Тогда специалистов в этой области было мало, и они были наперечет. И, конечно, я знал, много слышал о банке. Большой банк — большие возможности. Мне не хотелось бы на этом останавливаться: как ушел, почему ушел. Уходилось непросто. Хотя на вопрос «почему?» могу ответить. Потому что я тогда подумал: лизинговой компании неплохо бы работать в спарке со страховой. Понимаете? Ведь лизинг и страхование — это тот же синергетический эффект. Точно, как лоточек с лимонами у стеллажа с коньяком в супермаркете. Клиенту удобно и торговцу выгодно. Так случилось, что у г-на Саркисова — основателя и руководителя ведущей страховой компании страны — были те же мысли. Поэтому я стал генеральным в «РЕСО-Лизинг».

…Как это говорится? — «Ваши творческие планы?»

Планы такие — сделать из «РЕСО-Лизинг» крупную сетевую компанию в масштабе страны, подобно «РЕСО-Гарантия». Основной вектор — лизинг для малого и среднего бизнеса, который сейчас все больше выходит, что называется, «из тени» в «белую зону». Это создает позитивные предпосылки и для нас, и для него. По-хорошему, вклад малого и среднего бизнеса в экономику страны должен быть не меньше 50%, в то время как сейчас эта цифра не превышает у нас в России, если не ошибаюсь, 5%. Надеюсь, у чиновников хватит ума не лишать этот финансовый инструмент налоговых привилегий. А если так, малые предприятия не останутся без поддержки финансовых институтов, и лизинг — это как раз то, что им сейчас необходимо для развития. Так что перспективы огромны.

…Не знаю. Не смогу, наверное, ответить. Не знаю. Скорее всего — да. Хотя что такое успех? Мой сын у меня спрашивает, почему так много в Москве «Бентли», а ты, папа, на простом БМВ? Что ему ответить? Что не все на «Бентли»? И что не в «Бентли» все дело?… Нет, безусловно, в социальном плане я обеспечен. Стандартный набор. Как там? Да-да — «дерево, дом, сын». Задача-минимум решена. Но ведь… После пятидесяти, наверное, такие вопросы приходят… Спрашиваешь себя: а ты для этого родился? Я же всю жизнь хотел стать писателем, журналистом… музыкантом… У меня абсолютный слух… Не исключено, вы правы. Не исключено, что и стоял бы сейчас со скрипочкой где-нибудь в переходе на «Пушкинской»… Конечно не для меня — потому что я должен быть первым, ну вторым… На самом деле в свое время просто побоялся… побоялся сделать шаг в сторону самого себя… Да, да, согласен, грех жаловаться… Кстати говоря, я, работая в такой, казалось бы, рациональной сфере, все равно остаюсь гуманитарием — сначала чувствую, безошибочно чувствую, какое решение надо принять, и тут же принимаю его, и только потом, задним числом, начинаю его «оправдывать», строя какие-то логические цепочки… Впрочем, многие так, наверное… Ну, это так, лирика, к лизингу прямого отношения не имеет… Да, согласен — только на первый взгляд. Вы знаете, я давно заметил, что если начинаешь задумываться о «вечном», то это, как правило, отрицательно сказывается на бизнес-процессе. Хотя те же 10 заповедей — это на самом деле просто правила самосохранения человеческого рода. Техника безопасности. Но не факт, что соблюдение их всегда выгодно… По-разному бывает… Вот вам пример. Приходит клиент. Вернее — клиента направляет поставщик. Если лизинговая сделка состоится, мы купим оборудование для этого клиента у этого поставщика. Обычное вроде дело. Но в ходе переговоров с клиентом выясняется, что ему совершенно безразлично, привезем ли мы ему оборудование от этого поставщика или от любого другого; более того, клиент озвучивает, что как раз от данного поставщика было бы и нежелательно. Ну, по каким-то третьим причинам. Что нам как лизинговой компании делать? «Правду скажешь — дружбу потеряешь». Соблюдешь бизнес-этику — потеряешь клиента. И наоборот. Большинство предпочитает заработать. А я своим всегда говорю: «Не надо «кидать» людей. Пусть вы сейчас потеряете, но потом больше заработаете!» Конечно, тут очень тонкая грань… Бизнес есть бизнес…

…Вы, наверное, помните, был такой великий скрипач — Давид Ойстрах? Так вот, он если брал какую-нибудь ноту, то брал ее абсолютно точно и определенно. Железно брал. То есть если «си-бемоль», то это «си-бемоль» и ни на сотую тона в сторону. А вот не менее известный Иегуди Менухин брал ноты «с подъездом» -«чуть-чуть» не «си-бемоль». Совсем чуть-чуть, но я уже слышу. И не потому, конечно, что он не мог взять чисто — это исключено, — просто такая манера, такое прочтение… Он так слышит… Слышит то, чего не напишешь в партитуре… Потому, наверное, он и первый, ну пусть второй…

Через три часа после начала интервью в лежащем передо мной блокноте стало меньше на десяток чистых листов, а в лежащей перед ним пачке — на десяток сигарет. Мокин вообще много курит, видимо, по причине принципиального игнорирования всяких предупреждений, в том числе и министерских. Пора было прощаться. «Спасибо, что зашли», — стоя в дверях, с благодарностью на благодарность откликнулся Андрей Петрович и, несмотря на восемь вечера, направился обратно в глубину кабинета. «Рабочий день не окончен?» — уже вдогонку спросил я. «Знаете, — обернувшись, ответил Мокин, — это как белка в колесе. И уже не знаешь, то ли ты его крутишь, колесо это, то ли оно тебе не дает остановиться. Но иначе уже не получается». И с этими словами генеральный директор ткнул еще один окурок в полную красивую, зеленого стекла пепельницу с логотипом успешной компании. В музыке, по-моему, это называется — passionato. Финансисты понимают, о чем я.

Беседовал Владимир ШВЕЙСКИЙ